Все 30 лет, которые Михаэль провел на земле, используя сосуд из плоти и крови, архангел находил все новые причины для того, чтобы все больше и больше разочаровываться в подобной форме существования. Порой он даже проникался искренним сочувствием к людям, которые вынуждены влачить свое бремя всю недолгую жизнь, но потом очень быстро понимал, что это ему, всего-навсего, показалось. На сей раз, причиной его недовольства стал факт, что человеческое тело, в общем, не предназначено для положения неподвижности дольше, чем на несколько часов, когда как доклад неутомимой Уриэль тянулся уже более 10. Увы, ему было не в чем упрекнуть своего главного и самого верного последователя, из ее выкладки невозможно было убрать ни слова. И именно это  создавало у главнокомандующего четкое понимание одной из основным проблем государственного аппарата ангелов. Их было мало. Верных, по-настоящему лояльных и сосредоточенных на своем деле - еще меньше. Согласных, при всем этом, с основными идеями Михаила, вдохновленных ими - единицы. Возможно, эти единицы, такие как, например, Уриэль, были чертовски эффективны и работоспособны, но даже она не способна объять все, как бы ни старалась. В конечном итоге все закончится тем, что они будут выжигать одни побеги скверны, когда за ноги их будут хватать уже новые, только проклюнувшиеся, но достаточно крепкие, чтобы в конечном итоге... Нет, об этом и думать не стоило. Упаднические настроения до добра никого не доводили, особенно диктаторов, чье положение нынче, объективно говоря, не может похвастаться стабильностью. И пусть человеческое сопротивление, которое было, есть и будет, не представляло для Михаэля и его режима весомой угрозы, суть грядущих бед содержалась, к сожалению, как и было измыслено выше, совсем не в этом. Мало подавлять недовольных таким образом, чтобы они не представляли серьезной опасности, необходимо следить, чтобы их идеи не стали катализатором для бунта "верхов".
Уриэль говорила тяжелые вещи. Тревожные вещи. Говорила о любви к человеческим существам так, будто это было опасным пороком, вроде проказы, а не тем, что было заложено в саму природу небесных созданий. Тем, что и было корнем несправедливости в отношении Отца, ангелов и человечества. Архистратиг отнял неподвижно замершие пальцы от подбородка и разомкнул, успевшие пересохнуть за много часов молчания, прерываемого лишь краткими репликами, губы, чтобы резюмировать все изложенное его соратницей:
- Ты знаешь, Уриэль, каково значение термина "пятая колонна"? - начал издалека серафим, с неприятным хрустом разминая ноющие без дела кисти рук.
- Уже довольно долго, он трактуется превратно, потеряв изначально очень важный нюанс, который отличает эту самую "колонну" от привычного нам явления "сопротивление". Люди, классизм в обществе которых, несмотря на все свои тяготы, в середине XX века перестал быть основной проблемой, стерли эту разницу, а сейчас, для нас она важна, как никогда. Пятая колонна - это прецедентное название внутреннего противника, который принадлежит, косвенно или прямо, к элитарным и правящим классам, и при этом имеет те или иные внешние интересы. Или принадлежность, о которой мы не подозреваем. Иными словами, это внедренцы и те, кто подвержены их влиянию. Пятая колонна - это не просто несогласные с режимом подданные, это те, кто получают в рамках режима исключительные блага и власть, но все равно, по тем или иным причинам, не удовлетворены.
Он встал, сцепив руки за спиной и неспешно прохаживаясь возле собственного стола. Мефистофеля он давно отпустил, понадеявшись на собственную память.
- Примечательно то, что сообщество ангелов, как оно есть, в условиях, в которые мы их, так или иначе, поместили, идеальная среда для распространения токсичных идей той самой колонны. Почему? Потому что это не мода, Уриэль. Это то, с чем созданы наши собратья. Рано или поздно, если мы оставим все так, как идет сейчас, каждому... Каждому, вроде Сихаэля, будет достаточно одного просящего взгляда какой-нибудь смазливой девчонки, которая верит, что умирает за правое дело. И он пойдет умирать рядом с ней, как повязанный. Это не порок и не болезнь. То, на что мы сделали ставку, обернулось против нас самих. Страсть, которая раньше влекла наших собратьев - власть, приводящая мир к порядку, оказалась ничем по сравнению с куда более опасной и вредоносной страстью - страстью к равенству и мнимой справедливости. И пока мы не решим, что с этим делать, на не поможет и миллион бесед с Сихаэлем, Метатроном, и прочими сбившимися с пути агнцами. Они слепы, и никогда не отринут эти шоры, пока они окончательно не превратятся в бельма на их глазах, - ангел прервался, ощутив отголосок обиды, непонимания и боли, что захлестнула его когда-то, когда меч его старшего брата обратился вдруг против него самого и их Отца.
Он отпустил ее. Это не было тем разговором, который стоило бы вести после многочасового доклада. Слишком серьезный вопрос для слишком утомленных работой сущностей. Однако, профилактические беседы были таким методом, который чем раньше был применен, тем лучше работал. Поэтому Михаил, и не думая даже про себя пожаловаться на напряженную судьбу управленца, снова занял свое место в ожидании Сихаэля, но на сей раз, уже не так напряженно, как ранее, а по-варварски закинув ногу на ногу и беззвучно барабаня пальцами по мраморной столешнице. Несмотря на ранний час, подчиненный долго себя ждать не заставил.

Отредактировано Michael (2015-02-20 18:14:27)

Пока подчиненный проделывал, как мнилось Михаэлю, свой не слишком долгий путь до кабинета непосредственного начальства, архангелу предстояло подумать над тем, о чем они, собственно, должны с ним побеседовать. С одной стороны, сколько на его неисчислимый век пришлось разнообразных предателей? Неуверенных, пресмыкающихся, дерзких, принципиальных, опустошенных, запуганных. Сколько допросов он уже проводил? Считать он бросил, когда количество перевалило за первую сотню, в конце концов, совершенно бесполезная цифра. Но всегда, когда ему приходилось сталкиваться с теми, кто, так или иначе, попадал в прицел глаз проницательной Уриэль, и при этом по праву считался одним из лучших, Архистратиг испытывал значительные трудности эмоционального толка, бессмысленно злился на себя и свои слабости, и в каждый следующий раз все повторялось вновь. Однако теперь, количество крыл соратников, которые могли бы поддержать его и помочь оправиться от очередного сокрушительного разочарования, становилось с каждым разом все меньше. И нет-нет, да и забредали в воспаленный разум главнокомандующего мысли, что уже совсем скоро рядом не окажется ровно никого, и к нему в кабинет войдет, в конечном итоге, сама Уриэль, чтобы пытаться оправдать что-нибудь, из-за чего уже и она попала под подозрение. Именно поэтому Михаэль не хотел немедленно ввергать Сихаэля в опалу, давить, и, образно выражаясь, вытягивать из него неприятную правду раскаленными клещами. Он с досадой цыкнул и чинно переплел длинные бледные пальцы, обратив спокойный взгляд на арку дверного проема, в котором никогда не было двери, как таковой. В своих владениях архангел предпочитал ни от кого не таиться. Возможно, впоследствии, он еще пожалеет о подобном интерьерном решении, но точно не сейчас.
- Разумеется, - утвердительно, но несколько медленнее, чем обычно, кивнул Михаэль. Он боролся с желанием сказать младшему по званию подчиненному короткое "Вольно!", уж больно закрытой и формальной была его поза, несмотря на расправленные плечи и открытый, уверенный взгляд. Разве так ведут себя соратники, с которыми ты бок о бок прошел не одну войну, которым нечего от тебя скрывать, которые без всякой неуверенности искренне недоумевают, каким образом могли попасть под подозрение, потому что у них никогда не было сомнений в собственной лояльности? Архистратиг старался отогнать от себя эти мысли, убеждая себя в том, что Сихаэль просто понятия не имеет о том, почему ему было велено сюда прибыть.
Он встал и начал неспешно измерять помещение шагами, зеркально повторив позу херувима, все еще не мог заставить себя сохранять неподвижный покой изваяния при подобных беседах.
- Я не люблю долгих предисловий, Сихаэль. В причинах, по которым должна была состояться наша беседа, также нет ничего сложного. Ты здесь, потому что ты попал под подозрение. Проще говоря, на тебя донесли, - Михаил поморщился, негативная коннотация последней фразы надежно въелась и в его восприятие речи.
- И я посчитал, что нам необходимо выяснить и упорядочить все моменты, по которым у нас могли возникнуть разногласия, прямо сейчас, для того, чтобы они, будучи невысказанными, не пустили корней, а затем и поросли. Потому что не в моих правилах отказываться от верных товарищей из-за утаенных сомнений и домыслов. С обеих сторон, - он взял паузу, но недостаточно длинную для того, чтобы собеседник счел это возможностью для ответа.
- Также я не собираюсь заставлять тебя гадать. Причина в том, что ты проявляешь видимый интерес и симпатию женщине, которая... Увы, не столь лояльна режиму, как нам хотелось бы, чтобы счесть ее благонадежной для связей с такими важными для нашего общего дела личностями, как ты, - Михаил тихо вздохнул, вспоминая, как не столь давно по ангельским меркам, сам прокололся на этой порочной слабости к таким добрым, открытым, искренним и страстным человеческим женам.
- Наконец, я не хочу тебя судить. Я не знаю ничего о том, что происходит с ней и с тобой. У меня есть только факты, которые, по большому счету, не являлись бы поводом для беспокойства, если бы мы жили в... несколько иное время. Поэтому, будь добр, изложи свою версию происходящего. Возможно, свои взгляды на ситуацию.
С самого своего решения о том, что пытаться постичь Его замысел - бесполезно, Михаил, также охотно закрыл свой разум для любых манипуляций как со своим, так и чужим сознанием, что, например, в совершенстве проделывала его подданная Рагуэль. Он не стеснялся этого, об этом знали многие, возможно, и Сихаэль. Но значило это лишь то, что серафим в любом случае не станет полагаться на возможность залезть подчиненному в душу с целью проверки правдивости его ответа.