new clothes
Его движение были медленны и не точны, словно бы он все это время находился в сосуде, где давление в тысячу атмосфер было привычным явлением. С неба неприрывным потоком шел проливной дождь, превращая наспех натянутые джинсы и темную футболку в предмет раздражителя – ткань, казалось, намертво прилипла к коже, заставляя ту покрываться мурашками от каждого дуновения ледяного ветра. За тысячами, миллионами ощущений, которые людям приходилось испытывать каждый Божий день и не удивительно, что многие в них просто захлебывались, потакая сеюминутным влечениям. Так и Саткиил уже был готов пригвоздить к стене тех метеорологов, которые прогнозировали недельную засуху. И если бы не более губительные чувства, волной захлеснувшие ангела, он мог бы поклястся, что сделает это.
Конкретику в конечном пункте назначения он не предусмотрел, поэтому, позволив себе распить  пол бутылки односолодового виски с домработницей, он вышел на улицу просто не придумав себе причины оставаться в четырех стенах. Целесообразность его действий и мыслей закончилась с завершением рабочего дня, поэтому ни на что другое уповать и не приходилось. Ему не дышалось легко даже сегодня, когда негодность его предыдущего тела подстегнула ангела выбрать из числа временно заключенных под стражу грешников вполне молодого спортсмена-сквернослова, а воздух от уже час шедшего дождя был наполнен озоном.
Когда ему не дышалось  он пытался заполнить свое тело фальшивыми эмоциями или же отключить их вовсе, открыв бутылку шотландского скотча или, на худой конец, джина, а затем, дожив до следующего утра карать неугодных ангелам людей в паре с чудесной Рагуэль, которая еще ни разу не упрекнула его за все его слабости. А видела она не мало.
Пульс глухо стучал в голове выравниваясь с тактом шагов, но даже этого Саткиил не замечал, все силы прикладывая лишь к тому, чтобы отсановить бурный поток своих мыслей.

Перед тем, как занять его тело, сегодня в 16.17 я поступился своим желанием не владеть никакой информацией о моей следующей жертве. Я зашел к нему в камеру в сопровождении ангела-смотрителя и попросил оставить нас наедине. Он смотрел на меня неотрывно мертвым, израсходовавшим все эмоции взглядом в течение нескольких секунд, а затем упал на колени, опустив голову.
- Встань,   - мой голос звучал сухо и до отвращения холодно, - почему ты здесь? – я сложил руки на груди и прислонился спиной к холодной стене.
- Потому что я сквернословил, господин,   - он покорно встал и на его лице появилась едва уловимая тень сожаления. Он рассказал мне о том, что пока он все свое свободное время горбатился в мастерской, еле-еле сводя концы с концами, чтобы прокормить свою драгоценную семью, его жена наслаждалась половой свободой с его старым другом, закрывая свою дочь в другой комнате с играющим магнитофоном в обнимку.
- Но знаете, господин, я отдавал себе отчет в том, что я ему говорил, и уж тем более в то, что этот засранец был достоин размозженной челюсти, я и по сей день верю,   - в его глазах появился огонь злости. К его несчастью дела на земле теперь решались не всепрощением и верой, а применением безжалостного и беспринципного насилия.
«Не воздавайте злом за зло и оскорблением за оскорбление...» 1 Пет 3:9
И только во времена Бога ангелы знали, что эта строчка еще надолго станет свидетельством несовершенства людской веры, поэтому, как и их Господин, были лояльны. А со дня Пришествия решили за это назначить посмертную кару.
Именно поэтому я оставил его историю без намека на комментарии, а лишь поинтересовался, где его дочь сейчас и пообещал ему о ней позаботиться. На его глазах появились слезы. Он пытался отводить взгляд в сторону и не моргать, дабы соленая жидкость предательски не покатилась по его щекам, чтобы даже тени страха и разочарования не выдать, но его плотно поджатые губы безутешно дрожали.
Проблема была лишь в том, что каждый оттенок его боли, каждый изъян на его сердце, оставшийся ему после пережитого, я чувствовал как свой.
Не разводя сердобольных разговоров и не произнося слов утешения всуе, я с меланхоличностью халка забрал его тело. Я ненавидел эти минуты всем сердцем. Не-на-ви-дел.

Прокручивая в голове недавно произошедшие события как кинолетну, Саткиил не заметил, как оказался у ворот потускневшего на фоне отвратительной непогоды, Дворца. Ему нужна была отдушина. Ему нужна была Рагуэль. Он врывается в ее покои, как умалишенный, сбежавший из психиотрической больницы, периодически путая левую ногу с правой. Саткиил знает, что она будет злиться, но разве ангел когда-то чего-то боялся кроме себя самого?...
- Рагуэль...   – она узнает его голос. Как и все те разы, когда он приходил в обличии нового человека... Саткиил никогда не мог понять, как она это, черт возьми, делает.